У френдессы обсуждали исторический анекдот из одной (очень плохой) книжки о воспитании русского дворянина, вот я нашла вроде бы точную цитату -
«В конце 1940-х годов на одной из постоянных баз геологических экспедиций был исключительно грязный общественный туалет. Но, разумеется, не это, привычное для всех, обстоятельство привлекало всеобщее внимание, а то, что на базу в составе одной из экспедиций, должен был приехать потомок древнего княжеского рода. "Мы то, ладно, потерпим, — шутили геологи, — но что будет делать Его светлость?" "Его светлость", приехав, сделал то, что многих обескуражило: спокойно взял ведро с водой, швабру и аккуратно вымыл загаженную уборную...
Это и был поступок истинного аристократа, твердо знающего, что убирать грязь — не стыдно, стыдно жить в грязи."
Что-то мне толкование анекдота кажется однобоким. Во-первых, твердо знать вышереченную премудрость ещё не означает непременно и везде самому убирать грязь. Да и самый поступок геолога из князей – если принять его не за особенный, а за характерный, типичный – как его следует прочитывать? У меня как минимум пять вариантов....
- русских дворян воспитывали так, что, чуть где увидят они грязь и смрад, тут же бегут за шваброй,- русских дворян воспитывали так, что они физически не могли справлять нужду в загаженном сортире (вот как котики, затык такой, блокада),- русских дворян воспитывали так, что они всегда были готовы послужить и ближнему и первому встречному, выполняя за него грязную работу,- русских дворян воспитывали так, что они охотно показывали добрый пример людям, на пробуждение совести которых могли с большой вероятностью рассчитывать,- русских дворян воспитывали так, что они охотно эпатировали плебс экстравагантным поведением.
Теряюсь я. Не могу в точности унюхать мотивов.
Но даже не это, не это главное и самое интересное. А интересно то, что происходит после. После вот такого первичного, так сказать, акта борьбы за высшие ценности. Если господа геологи переживают катарсис и метанойю и вешают в уборной график дежурств, то это одни пироги. А если от своих привычек не отказываются – то это уж другие. А если демонстративно накладывают кучу на свежевыскобленном стульчаке – то вообще третьи. Я бы сказала, что трагедь Расина и вызов силам зла на каждой отдельной, отдельно взятой площадке и начинается-то вовсе не с первого взмаха твоей очистительной тряпки, а лишь с первой реакции, гм, ближних на такой взмах. И для иллюстрации привожубайку очень назидательный мемуар – о тех же сороковых годах – русского аристократа хорошего и хорошо воспитанного человека, чьи лекции я собственноручно слушала тридцать лет назад.
В городе Алленштайне мы разместились в доме, брошенном жителями. Из одной комнаты пришлось вытащить труп старухи, лежащий в луже крови. Вся мебель и вещи были на месте. Поражала чистота, обилие всяческих приспособлений. Кухня блестела кафелем. На каждой банке была надпись, обозначавшая хранившийся в ней продукт. Специальные весы служили для дозирования пищи... В добротных шкафах кабинета стояли толстые книги в дорогих переплетах, а за ними, в тайнике, хранились непременные порнографические открытки. Как я узнал, они были во всех порядочных домах. В квартире — несколько ванн. Для каждой персоны свой клозет: для папы, для мамы, а для детей — комнатки поменьше. Горшки покрыты белейшими накрахмаленными кружевными накидочками, на которых затейливой готической вязью вышиты нравоучительные изречения вроде: «Упорство и труд все перетрут», «Да здравствует прилежание, долой леность!» и т. д. Страшно подойти к такому стерильному великолепию!Рядом с кухней помещалась небольшая темная кладовая, где на полках стояла посуда. Я обнаружил там великолепный севрский фарфоровый обеденный сервиз на много персон и другие прекрасные вещи. Стопкой лежали скатерти и салфетки из голландского полотна.Разместившись на роскошных хозяйских кроватях, солдаты не торопясь, со вкусом, обсудили, что делал хозяин с хозяйкой под мягкой периной, и уснули. Мне же спалось плохо, впечатления последних дней были не из тех, которые навевают сон. Часов около трех ночи, взяв свечу, я отправился побродить по дому и, проходя мимо кладовки, услышал странные звуки, доносящиеся изнутри. Открыв дверь, я обнаружил гвардии ефрейтора Кукушкина, отправляющего надобность в севрское блюдо. Салфетки рядом были изгажены...— Что ж ты делаешь, сволочь, — заорал я.— А что? — кротко сказал Кукушкин.Он был небольшого роста, круглый, улыбчивый и очень добрый. Со всеми у него были хорошие отношения. Всем он был симпатичен. Звали его обычно не Кукушкин, а ласково, Кукиш. И вдруг такое! Для меня это было посягательством на Высшие Ценности. Для меня это было покушением на идею Доброго, Прекрасного! Я был в бешенстве, а Кукушкин в недоумении. Он натянул галифе и спокойно отправился досыпать. Я же оставшуюся часть ночи лихорадочно думал, что же предпринять. И надумал — однако ничего более идиотского я выдумать не мог.Утром, когда все проснулись, я велел команде построиться. Видимо, было на лице моем что-то, удивившее всех. Обычно я никогда не практиковалофициальных построений, поверок и т. п., которые предписывал армейский устав. Шла война, и мы чихали на всю подобную дребедень. А тут вдруг — «Рав-няйсь! Смирррна!»... Все подчиняются, хотя в строю есть многие званием выше меня. Я приказываю Кукушкину выйти вперед и произношу пламенную речь. Кажется, я никогда в жизни не был так красноречив и не говорил так вдохновенно. Я взывал к совести, говорил о Прекрасном, о Человеке, о Высших Ценностях. Голос мой звенел и переливался выразительнейшими модуляциями. И что же?Я вдруг заметил, что весь строй улыбается до ушей и ласково на меня смотрит. Закончил я выражением презрения и порицания гвардии ефрейтору Кукушкину и распустил всех. Я сделал все, что мог. Через два часа весь севрский сервиз и вообще вся посуда были загажены. Умудрились нагадить даже в книжные шкафы. С тех пор я больше не борюсь ни за Справедливость, ни за Высшие Ценности.
![]()
источник -![]()
mmekourdukova ![]()
[0ссылок 72комментариев 3650посещений]
читать полный текст со всеми комментариями
«В конце 1940-х годов на одной из постоянных баз геологических экспедиций был исключительно грязный общественный туалет. Но, разумеется, не это, привычное для всех, обстоятельство привлекало всеобщее внимание, а то, что на базу в составе одной из экспедиций, должен был приехать потомок древнего княжеского рода. "Мы то, ладно, потерпим, — шутили геологи, — но что будет делать Его светлость?" "Его светлость", приехав, сделал то, что многих обескуражило: спокойно взял ведро с водой, швабру и аккуратно вымыл загаженную уборную...
Это и был поступок истинного аристократа, твердо знающего, что убирать грязь — не стыдно, стыдно жить в грязи."
Что-то мне толкование анекдота кажется однобоким. Во-первых, твердо знать вышереченную премудрость ещё не означает непременно и везде самому убирать грязь. Да и самый поступок геолога из князей – если принять его не за особенный, а за характерный, типичный – как его следует прочитывать? У меня как минимум пять вариантов....
- русских дворян воспитывали так, что, чуть где увидят они грязь и смрад, тут же бегут за шваброй,- русских дворян воспитывали так, что они физически не могли справлять нужду в загаженном сортире (вот как котики, затык такой, блокада),- русских дворян воспитывали так, что они всегда были готовы послужить и ближнему и первому встречному, выполняя за него грязную работу,- русских дворян воспитывали так, что они охотно показывали добрый пример людям, на пробуждение совести которых могли с большой вероятностью рассчитывать,- русских дворян воспитывали так, что они охотно эпатировали плебс экстравагантным поведением.
Теряюсь я. Не могу в точности унюхать мотивов.
Но даже не это, не это главное и самое интересное. А интересно то, что происходит после. После вот такого первичного, так сказать, акта борьбы за высшие ценности. Если господа геологи переживают катарсис и метанойю и вешают в уборной график дежурств, то это одни пироги. А если от своих привычек не отказываются – то это уж другие. А если демонстративно накладывают кучу на свежевыскобленном стульчаке – то вообще третьи. Я бы сказала, что трагедь Расина и вызов силам зла на каждой отдельной, отдельно взятой площадке и начинается-то вовсе не с первого взмаха твоей очистительной тряпки, а лишь с первой реакции, гм, ближних на такой взмах. И для иллюстрации привожу
В городе Алленштайне мы разместились в доме, брошенном жителями. Из одной комнаты пришлось вытащить труп старухи, лежащий в луже крови. Вся мебель и вещи были на месте. Поражала чистота, обилие всяческих приспособлений. Кухня блестела кафелем. На каждой банке была надпись, обозначавшая хранившийся в ней продукт. Специальные весы служили для дозирования пищи... В добротных шкафах кабинета стояли толстые книги в дорогих переплетах, а за ними, в тайнике, хранились непременные порнографические открытки. Как я узнал, они были во всех порядочных домах. В квартире — несколько ванн. Для каждой персоны свой клозет: для папы, для мамы, а для детей — комнатки поменьше. Горшки покрыты белейшими накрахмаленными кружевными накидочками, на которых затейливой готической вязью вышиты нравоучительные изречения вроде: «Упорство и труд все перетрут», «Да здравствует прилежание, долой леность!» и т. д. Страшно подойти к такому стерильному великолепию!Рядом с кухней помещалась небольшая темная кладовая, где на полках стояла посуда. Я обнаружил там великолепный севрский фарфоровый обеденный сервиз на много персон и другие прекрасные вещи. Стопкой лежали скатерти и салфетки из голландского полотна.Разместившись на роскошных хозяйских кроватях, солдаты не торопясь, со вкусом, обсудили, что делал хозяин с хозяйкой под мягкой периной, и уснули. Мне же спалось плохо, впечатления последних дней были не из тех, которые навевают сон. Часов около трех ночи, взяв свечу, я отправился побродить по дому и, проходя мимо кладовки, услышал странные звуки, доносящиеся изнутри. Открыв дверь, я обнаружил гвардии ефрейтора Кукушкина, отправляющего надобность в севрское блюдо. Салфетки рядом были изгажены...— Что ж ты делаешь, сволочь, — заорал я.— А что? — кротко сказал Кукушкин.Он был небольшого роста, круглый, улыбчивый и очень добрый. Со всеми у него были хорошие отношения. Всем он был симпатичен. Звали его обычно не Кукушкин, а ласково, Кукиш. И вдруг такое! Для меня это было посягательством на Высшие Ценности. Для меня это было покушением на идею Доброго, Прекрасного! Я был в бешенстве, а Кукушкин в недоумении. Он натянул галифе и спокойно отправился досыпать. Я же оставшуюся часть ночи лихорадочно думал, что же предпринять. И надумал — однако ничего более идиотского я выдумать не мог.Утром, когда все проснулись, я велел команде построиться. Видимо, было на лице моем что-то, удивившее всех. Обычно я никогда не практиковалофициальных построений, поверок и т. п., которые предписывал армейский устав. Шла война, и мы чихали на всю подобную дребедень. А тут вдруг — «Рав-няйсь! Смирррна!»... Все подчиняются, хотя в строю есть многие званием выше меня. Я приказываю Кукушкину выйти вперед и произношу пламенную речь. Кажется, я никогда в жизни не был так красноречив и не говорил так вдохновенно. Я взывал к совести, говорил о Прекрасном, о Человеке, о Высших Ценностях. Голос мой звенел и переливался выразительнейшими модуляциями. И что же?Я вдруг заметил, что весь строй улыбается до ушей и ласково на меня смотрит. Закончил я выражением презрения и порицания гвардии ефрейтору Кукушкину и распустил всех. Я сделал все, что мог. Через два часа весь севрский сервиз и вообще вся посуда были загажены. Умудрились нагадить даже в книжные шкафы. С тех пор я больше не борюсь ни за Справедливость, ни за Высшие Ценности.
mmekourdukova 
[0ссылок 72комментариев 3650посещений]
читать полный текст со всеми комментариями
...
[Видео]